Нормально всё - Аида Павлова

– Очень жаль (грустный смайл), поправляйтесь поскорее (довольный смайл), мы вас ждем (радостный смайл).

Отправляю лаконичное «спасибо» в ответ и выхожу на улицу. На ступеньках меня ждет раскрасневшаяся Мария. В руках у нее новая бутылка пива. Она машет мне ей:

– Ээээй, Катюшка! А я жду тебя!

– Ну ничего себе ты развлекаешься, – говорю я.

– Да! Я отдала Шавкату деньги и купила еще две бутылки, – гордо отвечает Маша, – одну себе, вторую – другу!

Она хитро посмеивается и вынимает из сумки бутылку:

– Это для тебя!

– Маш, надо отойти куда-то. Здесь как-то не комильфо, студенты все-таки смотрят, – говорю я.

Мы заходим в ближайший тихий дворик рядом с католической церковью и чокаемся бутылками.

– За твое здоровье, – торжественно произношу я.

Мы выпиваем, и от холодного пива мне становится приятно и тепло. Возможно, это именно то, что мне так необходимо по вторникам. Маша расслабляется, ей сейчас плевать на всех и всё, но я знаю, как завтра она будет жалеть о сегодняшнем своем поступке. Однако, я не собираюсь стыдить ее и напоминать о репетиции. Маша может и не дожить до завтрашнего дня, кто знает, что будет с нами через полчаса? Через час? Через тридцать секунд? Маша может умереть в любой момент, впрочем, и я тоже. Зачем думать о своих страхах, ошибках и неприятностях? Давайте просто наслаждаться моментом, в котором мы живы, здоровы и счастливы.

Мы чокаемся бутылками снова и пьем молча, без тостов и лишних слов. Мы улыбаемся друг другу. Неожиданно наш пикник прерывает неизвестно откуда взявшаяся бабулька. Древняя, но чистенькая, одетая в серую шубу из неопознанного зверя. На голове – меховая шапка, местами полысевшая. У бабули выщипанные брови и ярко накрашенные губы. Меня потрясает ее прямая спина. Мне бы такую осанку. Бабуля держится спокойно, с достоинством. Она кивает мне и Маше и говорит:

– Is it Monday today?

По ее виду и акценту мы понимаем, что она русская, и я недоуменно смотрю на нее какое-то время, а затем отвечаю:

– Нет, сегодня вторник.

– Is it Monday today? – упрямо повторяет она, ее взгляд становится жестче.

– Какой еще мандэй? – переспрашивает Маша, – бабушка, вторник уже!

– Don’t hear, – презрительно бросает нам старуха и неспешно удаляется вниз по переулку к Большой Никитской улице.

Некоторое время мы с Машей молча глядим друг на друга, затем я начинаю хихикать, и Маша подхватывает мой смешок. Она говорит:

– Городская сумасшедшая!

– Да уж, говорить с нами по-английски, пока мы бухаем пиво до полудня – точно чокнутая, – отвечаю я.

Через двадцать минут мы прощаемся с Машей, я не задаю ей никаких вопросов, она же спрашивает про мои планы на день. Я пожимаю плечами. Внезапно на меня накатывает необъяснимая тоска. Я не хочу идти домой, я не хочу идти куда-то где есть люди. Я хочу напиться, но не хочу чувствовать вкус алкоголя. Для пмс еще рано, и мне трудно объяснить самой себе, что со мной происходит. Я достаю айфон и пытаюсь собраться с силами, чтобы набрать сообщение в What’sApp, но, вот странное совпадение, в этот самый момент мне звонит мать. Я тут же вспоминаю, что вчера так и не перезвонила ей.

– Да, мам.

– Катя! – нервно произносит она мое имя, – ну что там с тобой происходит?

– Все нормально, – говорю я.

– Ты можешь говорить?

Секунду меня мучает соблазн ответить отрицательно, но я тут же понимаю, что это не спасет меня от разговора с ней, а лишь отсрочит его.

– Могу, конечно, – вздыхаю я.

– Ты, что, не можешь найти пять минут, чтобы перезвонить матери? Чем таким особенным ты там занимаешься? – высказывает она мне свои обычные претензии.

– Вообще-то я только с репетиции, а потом у меня ученики, – бессовестно вру я.

Мама горько вздыхает. Я так и вижу, как она поджимает свои сухие губы и неодобрительно качает головой. Она никогда не простит мне, что я не стала бухгалтером.

– А в пятницу у тебя что?

– А что? – настороженно переспрашиваю я.

– Надеюсь, нет никаких важных концертов, – ехидно говорит она.

– Вроде нет.

– Так вот – в пятницу твой брат женится! И ты приглашена на свадьбу! – торжественно объявляет мать.

Я прикрываю глаза, на меня обрушивается мигрень нечеловеческой силы, такую мигрень даже слон не был бы способен вынести. Бог ты мой! Очередное семейное сборище, на котором мне обязательно нужно отметиться, иначе на следующие полгода я впаду в немилость у Королевы-матери. Причем свадьбы гораздо хуже похорон. На похоронах хотя бы не надо притворяться радостной и веселой, не надо выдавливать из себя смешки и произносить лживые тосты. На похоронах можно сидеть со своим обычным лицом и ненавидеть человечество. Можно напиться вдрызг, прилюдно расплакаться, устроить сцену, – и слова поперек никто не скажет. Горе у человека, человек страдает! Да, похороны я люблю больше.

– И мне обязательно приходить? – использую я свой последний шанс.

– Как это «обязательно»? Катя, это вообще-то твой единственный брат! И он женится! – смакует мама одну и ту же фразу.

Я тяжко вздыхаю:

– Все-таки я была на его первой свадьбе, вторую можно и пропустить. А на третью приду всенепременно.

– Хватит придуриваться! – мама начинает раздражаться, – приезжай в Нахабино к десяти утра, сразу в ЗАГС. В интернете посмотри, как проехать, ты же умеешь пользоваться компьютером.

– В Нахабино? – я еле держу удар, – вот уж счастье-то привалило! Переться черт знает куда к десяти утра, чтобы смотреть, как одна жаба женится на другой, – последнее предложение я, конечно, вслух не говорю, мама не оценит такой откровенности.

– Раз в жизни можно и в Нахабино приехать, – жестко отвечает мать.

– Ну если только один, и то не факт, что на это стоит тратить время, – философствую я.

– Ой, Кать, давай без демагогии, мне твой отец уже всю душу вытряс. В общем, приезжай, после ЗАГСа едем в ресторан отмечать, – раздражается она.

Упоминание ресторана хоть как-то облегчает мое страдание. Я покорно отвечаю:

– Ну, хорошо. Я буду. Что вы будете дарить молодым, конверт?

– Конечно, конверт. Пусть сами решают, на что тратить, да и свадьбу надо все-таки отбить.

– Ну тогда и от меня суньте пару тысяч, – ловко примазываюсь я.

– Как всегда у тебя нет денег! – выдает мама свою коронную фразу.

Я скорбно дышу в трубку и молчу, она выдерживает небольшую паузу и продолжает:

– Ладно, вложу и от тебя.

Мы прощаемся. Настроение мое валяется у меня под ногами и поднять его практически нет шансов. С моей семьей меня не связывает ничего, у нас даже разные фамилии. А с братом я не виделась года три, или четыре? Его невесту, толстую деревенскую девку, шумную и глупую, я имела удовольствие наблюдать один-единственный раз, и этих отвратительных впечатлений мне хватило по гроб жизни. Ее рот не закрывался тогда ни на минуту, она постоянно что-то болтала, задавала вопросы и сама на них отвечала, вращала своими ярко намалеванными глазами и ржала так, что мои барабанные перепонки молили о берушах. И вот скоро пятница, и мне придется провести целый день в компании моего семейства и новообретенных родственников. Ну, хоть напьюсь.

Я поддаюсь внезапному порыву грусти и вновь берусь за телефон, открываю What’sApp и пишу сообщение с предложением о встрече сегодня. Я пишу это своему парню, тому самому мудаку, с которым вот уже месяц я собираюсь закончить наши трехмесячные отношения. Каждый раз я даю себе слово не писать ему, но каждый раз жизнь кладет меня на лопатки и пинает куда-то в печень. Печень молит меня об обезболивающем, и вот я уже пишу опять и предлагаю вместе напиться. Вчера он меня послал, и я никогда не знаю, пошлет ли он меня снова или соблаговолит согласиться и прийти. Эти странные отношения начались на почве алкоголизма и продолжаются под его влиянием. Мы напиваемся, трахаемся и разбегаемся. Ему хорошо, а мне иногда становится тошно, потому что вот такая я тонкая личность и не могу смотреть на мир циничным взглядом. По крайней мере, не могу пока. Но я все равно отправляю сообщение.

Конец ознакомительного фрагмента.